пробуждения жаворонка до отхода на покой ягнят,
тот попросту глуп.
Однажды я написал в его честь сонет, который начинается так:
«Природы чудо…»
Я слышал, так начинается один сонет, написанный к возлюбленной.
Значит, написавший подражал моему сонету к моему скакуну,
ибо моя возлюбленная — это моя лошадь.
Мне кажется, вчера ваша возлюбленная строптиво сбросила вас с себя.
Скажите, почтенный коннетабль, что изображено на доспехах, которые я вижу у вас в палатке,—
звёзды или солнце?
Звёзды.
Боюсь, что утром немало их померкнет.
Возможно.
Ах, неужели никогда не рассветёт!
Завтра я проскачу целую милю, и путь мой будет усыпан головами англичан.
Кто хочет бросить кости? Ставка — два десятка пленных англичан.
Уж полночь.
Пойду вооружаться.
Дофин не может дождаться утра.
Он хочет отведать английской крови.
Мне кажется, он съест всё, что убьёт.
Насколько мне известно, он никому не причинил вреда.
Он и завтра никому не причинит вреда и сохранит свою репутацию добряка.
Я знаю, что он храбр.
Мне это говорил один человек, который знает его лучше, чем вы.
— Кто же это?
— Да он сам, чёрт возьми!
Он ещё прибавил, что ему всё равно, знают об этом другие или нет.
Великий коннетабль,
англичане находятся всего в полутора тысячах шагов от вашей палатки.
— Кто мерил расстояние?
— Сеньор Гранпре.
Он храбрый и весьма опытный дворянин.
Ах, скорее бы рассвело!
Бедняга Гарри Английский!
Уж он-то, наверно, не жаждет утра, как мы.
Какой жалкий глупец этот английский король!
Как он зарвался со своими тупоголовыми молодцами!
Если бы у англичан была хоть капля здравого смысла, они бы удрали от нас.
Да, им этого не хватает. Если бы их головы были защищены бронёй разума,
они не носили бы на них таких тяжёлых шлемов.
Их остров — родина храбрых созданий.
Их бульдоги необычайно воинственны.
Дурацкие псы! Они кидаются прямо в пасть русскому медведю,
и он разгрызает их черепа, как гнилые яблоки.
Так можно назвать храброй и блоху,
которая завтракает на губе льва.
Верно, верно! Эти люди смахивают на бульдогов.
Дайте им хороший кусок говядины да добрый меч в руки,—
и они будут жрать, как волки, и драться, как дьяволы.
Да, но сейчас эти англичане испытывают сильный недостаток в говядине.
В таком случае мы завтра убедимся, что у них аппетит только к еде, а не к драке.
Однако пора вооружаться. Идёмте, надо быть наготове.
Теперь лишь два часа,
а к десяти
По сотне пленных сможем нагрести.
Запел петух,
и заспанному утру
Часы на башне три часа пробили.
Бедняги англичане,
Как жертвы,
у сторожевых костров
Сидят спокойно, взвешивая в мыслях
Опасность близкую;
понурый облик,
Худые щёки,
рваные мундиры
Им придают в сиянии луны
Вид мрачных призраков.
Но кто увидит
Вождя высокого отрядов жалких,
Палатки обходящего и стражу,
Воскликнет тот: «Хвала ему, хвала!»
Обходит он один свои войска,
Приветствует со скромною улыбкой,
Зовёт их: братья, земляки, друзья.
Дары обильные, подобно солнцу,
Взор щедрый короля струит на всех.
Страх тает: каждый, знатный и простой,
Глядит на облик Генриха в ночи,
Начертанный рукою нашей слабой.
То правда, Глостер, велика опасность.
Тем больше быть должна отвага наша.
День добрый вам, сэр Томас Эрпингем.
Милей для вашей головы седой
Подушка мягкая,
чем дёрн французский.
Нет, государь, мне любо это ложе;
Могу сказать: я сплю, как сам король.
Сэр Томас, одолжи мне плащ твой.
Совет с моей душой держать я должен,
И общества другого мне не надо.
Храни тебя Господь, отважный Гарри!
Спасибо, старина!
{Кто идёт?}
Свой.
Скажи мне толком, кто ты: офицер?
Иль из народа низкого, простого?
Я дворянин,— командую отрядом.
Орудуешь копьём?
Вот именно. А ты?
Такой же дворянин, как император.
Так, значит, ты знатнее короля.
Король — миляга, золотое сердце,
Проворный парень и любимец славы;
Он родом знатен, кулаком силён.
Башмак его целую грязный. Сердцем
Люблю буяна.
— Как тебя зовут?
— Генри le Roy.
Леруа! Должно быть, корнуэлец ты?
Нет, я уэлец.
— Ты знаешь