[Музыканты настраивают
инструменты]
[Публика аплодирует]
[Оркестр играет: "Звуки музыки"]
[Музыканты продолжают]
[Звучит "Канкан"]
[Прекращают]
[Начинают снова]
Жил на свете паренек
Очень странный, но безумно
очаровательный паренек
Говорят, он бродил по белу свету
Побывал на самых отдаленных
Точках земного шара
[Кричит мужчина]
Маленький скромняга
- Держись подальше от
рассадника грехов,
- Закрой глаза
перед логовом разврата.
Однако он был
очень смышленым
И вот, однажды,
В день волшебства
Повстречался он мне на дороге
И пока мы разговаривали
о разных пустяках
Богачи и бедняки
Он поведал мне
[Мужчина]
Нет на свете
[Всхлипывает]
Ничего прекраснее,
чем любовь
[Рассказывает мужчина]
Мулен Руж.
Ночной клуб.
Публичный дом, где все танцуют...
- Мулен Руж!
- Управлял которым
достопочтенный Гарольд Зидлер.
Королевство ночных утех,
куда каждую ночь приходили богатые
и влиятельные особы для того, чтобы
забыться в объятиях юных и красивых...
детей подземелья.
Самой прекрасной из них...
была женщина, которую я любил.
Ее звали Сатин.
Куртизанка,
продававшая свою любовь
ненасытным мужчинам.
Они прозвали ее
"сверкающим бриллиантом",
ведь она действительно
была звездой...
Мулен Руж.
[Приветствия толпы]
[Тихо всхлипывает]
Женщина, которую я так любил...
теперь...
мертва.
- [Продолжает печатать]
- Впервые я оказался в Париже...
год назад.
Это было незабываемое лето
любви 1899 года.
Тогда я еще ничего не знал
про Мулен Руж, Гарольда Зидлера...
и, тем более, про Сатин.
Мир захватила богемская революция,
и я специально приехал в этот
город из Лондона, чтобы стать
с ней одним единым целым.
На холмах неподалеку от Парижа
расположилась деревушка Монтмартр.
- Однако она не имела ничего
общего с логовом разврата...
- Как выразился мой отец!
А стала идейным центром мира богемы.
- Революции
- Музыкантов, художников, писателей.
Их называли "детьми той
самой революции".
И того, во что я верил больше
всего на свете... любви.
И снова эта смешная
одержимость любовью!
Однако проблема заключалась
в том, что мне еще никогда
не приходилось любить.
- [Звон пишущей машинки]
- К счастью, как раз в этот момент,
в мою комнату через потолок
проник аргентинец в
бессознательном состоянии.
[Кричит мужчина]
Вскоре к нему присоединился
карлик в одеянии монахини.
Как поживаете?
Меня зовут Генри Мари Раймонд
Тулуз-Лотрек Монфа.
- Кто?
- Прошу прощения за
подобное недоразумение.
- Мы как раз репетировали очередную
сцену из нашей новой пьесы.
- Кто?
Совершенно новой пьесы под
названием "Зрителя, зрителя".
- Действие происходит в Швейцарии.
- К сожалению,
наш бедный аргентинец...
страдает от нарколепсии.
Все вроде бы хорошо, и вдруг,
через какие-то доли секунды...
[Храпит] лежит без сознания.
- [Звук разбитого стекла]
- [Мужчина говорит высоким голосом]
Как она?
Все замечательно. И опять
аргентинец впадает в забытье.
Так что, боюсь, что мы не успеем
представить уже законченный сценарий
нашему финансисту завтра утром.
Он прав, Тулуз.
Мне все еще нужно дописать музыку.
- Найдите кого-то, подходящего
на эту роль. - Где, черт возьми,
мы сможем отыскать того...
кто сможет выступить в роли
молодого, ранимого
швейцарского поэта?
[Рассказчик продолжает]
Прежде чем я успел прийти в себя,
я уже был наверху,
заменяя временно вышедшего
из строя аргентинца.
Холмы олицетворяют собой
благозвучные симфонии сопрано
Ха, ха, ха-ха-ха
Стоп, остановитесь!
Успокойтесь, замолчите!
Прекратите этот невыносимый галдеж.
Вы заглушаете мои слова.
Неужели мы не можем следовать
велению звуков пианино?
Существует небольшая разница
между стихами Одри и песнями Сати.
И я не думаю, что монахине
пристало так говорить о холмах.
А что, если он пропоет,
"Холмы ожили, запев
голосом сопрано?"
- Нет, нет. Холмы дрожат
и сотрясаются.
- Нет, нет, нет, нет. Холмы...
Холмы претворяют в жизнь сотни
симфонических мелодий!
[Звук удара]
- Нет.
- Нет. Холмы...
- Холмы...