мать кричала, что я ранила
ее в самое сердце.
Они не хотят, чтобы ты
вышла замуж за нациста.
Было так легко, когда мы впервые
встретились. Только ты и я, и долгие
прогулки вечером у реки...
Покоя нет. Душа скорбит.
Ничто его не возвратит.
Где нет его, там все мертво,
Там счастья нет, не красен свет...
Я и раньше знала, что я еврейка.
И что с того? Люди всегда
кого-нибудь ненавидят.
Если не меня, то...
итальянского ребенка на улице.
Я думала, что смогу быть просто собой...
Но я больше не могу.
Больше не могу.
Триумф нацистов
в битве в Арденнах
празднуется по всей Германии.
- Кто там?
- Это Эрнест!
- Что случилось?
- Маня! Она здесь?
Нет.
Это моя вина. Я был ужасен.
Я не разговаривал с ней.
Что случилось?
Она... ушла.
Я ничем не могу помочь. Этим людям
нельзя выходить в темное время суток.
Там где-то снаружи женщина,
которая может погибнуть.
- Я пойду на поиски с помощником.
- Вдвоем?
- А нас сотни.
- Мы пойдем.
Что вы сделаете?
Пристрелите нас?
- Извините.
- Давайте, все на улицу!
Я не знал, какое окно - твое.
Бросал наугад.
Что случилось?
Маня пропала.
Нам нужна помощь.
Что, ради всего святого,
происходит?
Я хочу, чтобы ты помнила, кто ты.
У нас есть положение в этом городе?
и люди берут с нашей
семьи пример.
Тогда подай им пример, мама.
Прекрати настраивать всех против них
только потому, что они евреи.
Ты будешь обращаться к
матери с уважением, юная леди.
Я не уважаю тебя, мама.
- Маня!
- Маня!
Миссис Биллингсли, мне так жаль.
Бен...
Отец...
Пап, там поисковая группа.
Пропала женщина из лагеря.
Мне нужен грузовик.
Нет.
Пап, она может умереть.
Вот почему умер Майлз.
Я просила его не беспокоить тебя.
Я говорила, что ты откажешь.
Почему нас должны волновать
их проблемы?
Они принесли проблемы с собой,
а теперь ждут, что мы будем
расплачиваться за них жизнями
наших детей.
Маня!
- Давид.
- Терри.
- Мы хотим помочь.
- Спасибо. Спасибо, что пришли.
- Маня.
- Маня!
Мне следовало знать, как
это на нее подействует.
Она захотела выйти замуж, она
впервые поверила в будущее.
Спасибо, что пришли,
мистер Биллингсли.
Маня!
Дамы, наши следопыты захотят
сэндвичей и кофе.
Много кофе.
На кухню!
Маня! Маня!
Люди ищут вас.
Они думают, вы мертвы.
И вам следовало умереть...
как умерла я.
Позовите Йозефа.
Кто-нибудь, позовите Йозефа.
- Маня! Маня!
- О, Эрнест!
Ева...
Она не простила себе...
смерть нашего ребенка в лагере.
А я не простил ее...
за то, что она отдалась нацистам...
чтобы спасти меня.
Я не простил ее.
И не дал ей забыть.
О Боже.
Прости меня.
Пожалуйста, прости меня.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте.
Спасибо.
Йозеф.
А вот место, где будет поставлен
военный мемориал нашим сыновьям.
Знаете, я думал над надписью,
которую следует вырезать на камне,
но я... не знаю.
Может, не на камне?
Может, на чем-то не таком холодном?
Бронза, бронза подойдет.
Мой сын любил бронзу.
Металлы привлекали его.
Он все о них знал.
Каким он был?
Рассеянным.
Очки с толстыми стеклами всегда
соскальзывали с носа,
и он думал, все время размышлял,
и всегда о металлах.
"Папа, ты знал, что у вольфрама
температура плавления выше,
чем у стали?
А платина может выдерживать
высочайшие температуры".
Они застрелили его прямо у меня
на глазах, моего сына.
Он был не так крепок, как металл,
лишь плоть и кровь,
лишь мальчик.
- Это очень впечатляюще,
мисс Грубер, и трогательно.
Думаю, я знаю, о чем вы хотите
спросить меня.
Когда мы впустим больше беженцев?
Когда мы впустим больше беженцев?
К сожалению, Конгресс против.
Вопреки поддержке жителей Освего.
Извините.
Это политика.
Вы принимаете меня за дуру,
мистер Коннолли?
Госдепартамент подавляет информацию,
и правление, которое поставило целью
спасти еврейских военных беженцев,
ничего не делает?
Это не политика, мистер Коннолли.
Это антисемитизм.
- Рут?
Твоя семья разыскивает тебя.
Твоему отцу плохо.
Папа...
Спи, папа.
А когда проснешься, все будет
как прежде.
Ты будешь