поле.
Наконец, после долгого затворничества,
Тэсс принялась за работу,
хотя даже сейчас она чувствовала себя
чужой.
Она нарушила законы общества,
но этот закон был неведом
тому миру,
чуждой, которому она себя вообразила.
Джойс! А вот и малыша несут.
Бедный малыш. Ребенок не здоров.
Он очень слабый.
Тэсс ухаживает за ним. Ей это нравится.
Она говорит, что лучше бы им обоим лежать
на кладбище.
Бедная девочка!
Жалко, что случилось это с ней,
а не с кем другим.
Так всегда бывает с красавицами.
Вот дурнушки могут ничего не бояться.
Верно, Сисси?
Мама, что случилось?
О, бедняжка заболел сегодня днем.
Он еле дышит.
Сжалься над моим младенцем!
Тэсс, говорят, он не протянет до утра.
Т.е. как...?
Я должна послать за священником.
Никакого священника. Никакого священника!
Папа, его не крестили.
Я не пущу сюда священника,
чтобы тот лицезрел нашу беду!
Не сейчас! Не при таких условиях,
как сейчас.
Мама, сделай что-нибудь!
Ты и в самом деле хочешь окрестить его?
Да.
Лиза-Лу, проснись! Проснись!
Мы будем его крестить.
Хэп! Хэп!
Хорошая девочка.
Как его будут звать?
Сорроу. (Горе)
Горем нарекаю тебя, Во Имя Отца и
и Сына
Святого Духа...
Дети...
Скажите: "Аминь".
Аминь.
Аминь.
Мой милый.
У тебя ведь не было шансов?
Совсем не было.
Прости меня.
Прости меня.
Для него это будет все равно,
как если бы его окрестили вы?
Милая моя, это все равно.
Значит, вы не откажете ему
в христианском погребении?
А... это другое дело.
Другое дело? Почему?
Не могу... по некоторым причинам.
Ну, в виде исключения, сэр!
Право же, не могу.
Тогда я больше никогда не пойду в церковь!
Не говорите так опрометчиво!
Для него это все равно, если вы не дадите
ему погребения?
Пожалуйста, не разговаривайте со мной,
как святой с грешницей,
а говорите, как человек с человеком.
Это все равно.
Через два с половиной года,
в, благоухающее тмином, майское утро,
Тэсс вторично покинула родной дом.
Ею овладело всепоглощающее стремление
обрести радость,
которым проникнуто все живое вокруг.
Она хотела идти только вперед,
и по-новому строить свою жизнь.
Она прошла долгий путь к долине
Грэйт Дэрис.
Она никогда прежде не была
в этой части деревни,
но у нее было такое чувство,
словно она вернулась домой.
На самом деле, она вернулась
в древнее обиталище д'Эрбервиллей,
где когда-то располагалось их
поместье.
- Кто такая?
- Тереза Дарбейфилд.
А, ты пришла с Марлотта?
Я Крик. Твоя мать писала мне.
Верно.
Там когда-то жила одна 90-летняя
старуха.
Давным-давно умерла.
Говорила мне, что какая-то семья
с фамилией вроде твоей правила там.
Дарбейфилд? д’Эрбервилль?
Что-то в этом роде.
Очень древняя семья, но род их вымер.
Их кости лежат в Кингсбире, где-то рядом,
так она сказала.
Они... Они приходятся тебе древними
родственниками?
Я... Я не знаю.
Ну что ж, ты проделала большой путь.
Не хочешь поесть чего-нибудь?
Я сейчас же начну доить, если можно.
Вот только выпью немного молока.
Хорошо, если оно тебе по вкусу.
Я никогда к нему не притрагивался.
Оно на желудок свинцом ложится!
Сюда, следуй за мной.
Сюда, сейчас.
Попробуй ее подоить.
Ну вот, получается. Хорошая девочка.
Хорошая девочка.
Вот и все, девочка.
Хорошо, хорошо.
Коровы дают сегодня молока меньше, чем обычно.
А все потому, что пришла новая работница.
Я это уже не раз примечала.
Придется вам, ребята, затянуть песню.
Другого лекарства нет.
- Почему?
- Музыка на быков действует сильнее.
Знал я одного старика, который
как-то раз ночью столкнулся с быком,
гневным и готовым к атаке
прямо перед его носом.
И тут припомнилось ему, что он видел,
как в рождественский сочельник
всякая скотина преклоняет в полночь колени.
Вот он и заиграл гимн, тот самый,
что поют под рождество.
А тут глядь - бык
в неведении своем преклоняет колени.
Чудесная история.
Она возвращает нас к средневековью,
когда вера была еще